Глава 16

-Гвиневра, я рад, что ты поправляешься, - Артур вёл жену по садовой аллее. Она действительно выглядела теперь более живой. Угловатая болезненность не отступила от неё, плотно впившись крючьями в слабое её существо, но уже понемногу сглаживалась. Даже на щеках её теперь иногда появлялся румянец.

Эти перемены Артур связывал с тем, что втайне ото всех приставил к Гвиневре дегустатора, который должен был отслеживать возможную попытку отравления. Артур не хотел верить в то, что Гвиневру пытается отравить Мерлин, но всё-таки уже не мог исключить для себя эту возможность целиком и вынужденно перестраховывался.

Настоящая же причина изменения состояния Гвиневры было в том, что она решила для себя всё. Она коронована как королева, как жена Артура Пендрагона, значит, такой и умрёт. У неё была одна ночь счастья и любви, наполненная горьким предчувствием расставания и страхом. У неё было это! Гвиневра благодарила небо за возможность коснуться своей любви, за возможность очутиться рядом, за возможность почувствовать себя живой.

Странное дело, мир не кончился, как она смутно боялась, когда Гвиневра оставила Ланселота. Она сохранила кольцо – свой подарок, на его руке, не потребовала назад, и своё не сняла. Гвиневра любила Ланселота и прекрасно понимала, что с ним сделает Артур, если узнает, а он всё равно узнает, ведь всё тайное становится явным.

Гвиневра любила Ланселота и берегла его честь рыцаря. Берегла, как могла, не думая о себе. У неё после болезни было непрекращающееся чувство того, что она утратила нечто важное, нечто вынули из её груди, и рассекли душу, вынимая остатки чего-то значимого, чего-то. что было её собственной частью, но теперь, постепенно, она возвращала себе жизнь.

О том, что это была жизнь, полная притворства, вынужденной благодарности и замаливания собственного греха, жизнь, полная тусклых цветов и смерти, Гвиневра старалась не думать.

Иногда ей это даже удавалось.

Гвиневра не делала попыток сблизиться с королём, но не отталкивала его. Правда, ссылаясь на свою болезнь и слабость, она ещё могла отказывать желанию Артура, но понимала, что вечно это длиться не может, а между тем Гвиневру бросало в дрожь от одной мысли о прикосновении к её коже кого-то, кроме Ланселота.

Гвиневра оказалась способной ученицей у жизни. Она перенимала уроки, впитывала их в себя вместе с тем пеплом, что теперь поселился на её губах и привкусом сырости в собственной душе. Она училась лгать и улыбаться, когда всё её существо переворачивалось изнутри, раздираемое ржавыми крючьями боли. Она научилась притворяться…делать то, чего раньше не умела. И Гвиневра понимала, что этими навыками отравила ещё живые когда-то крупицы света в своей душе.

«Мне не хватило чести умереть за любовь», - с досадой думала иногда королева, оставшись в одиночестве перед зеркалом. И зеркало будто бы мерцало, соглашаясь с ней.

«Неужели я так слаба…Боже, прости мне мою ничтожность, избавь меня от этого! Даруй мне силы, даруй мне воли или отними мою жизнь!», - беззвучно молилась Гвиневра в церкви, усмехаясь тому, что губы её шепчут другую молитву, какую положено шептать королеве.

-Что жизнь сделала со мной…- плакала Гвиневра в редкие минуты, поддаваясь слабости. Притворяться оказалось сложно. Ложь и маски отнимали прорву сил.

-Она сделала тебя сильнее, - успокаивающе шептала Лея, поднося ей фруктовый отвар. – Она сделала тебя королевой.

-К чему…- начинала Гвиневра и отмахивалась. Первый раз она со всей серьёзности понимала то, о чём прежде и помыслить боялась. Любовь – это боль. Это кровь в сердце и душе. Это рана.

-Это мой путь, - сжимала Гвиневра ледяную простынь ночами. – Это мой путь! Я выдержу. Я всё выдержу. Я благодарна Артуру…

-Что вы говорите, госпожа? – сумрачно подала голос со своего спального клочка Лея, поднимая голову. С недавних пор Гвиневра боялась темноты. Её мучали порою кошмары, в них не было демонов и чудовищ, в них был светловолосый рыцарь…

-Спи, Лея, - просила Гвиневра и зажимала себе рот рукой, впиваясь зубами в кожу, но не заботясь о том, что её зубы оставят следы, которые очень быстро превратятся в синяки…

И вот, сейчас, шествуя с королём по садовой аллее, Гвиневра мысленно также зажимала рот рукой, стискивала зубы и улыбалась, улыбалась!

--Благодарю вас, ваше величество, - промолвила она тем выработанным в долгих метаниях тоном, в котором только тонкая душа или опытный человек мог заметить горечь.

-А как Моргана, не заходила? – спросил Артур снова, искоса глядя на жену. – Она обещала мне. Я просил её поговорить с тобой.

-Заходила на пару минут. Спросить как здоровье. Сразу как вернулась, а более я её не видела, - ровно отвечала Гвиневра, пытаясь не замечать, что сегодня в аллее усиленно несёт обходной караул Ланселот. Вот зараза…не мог другого времени найти?

Словно бы издеваясь, судьба преподнесла королеве внезапное желание Артура поговорить с верным другом и рыцарем. Король крикнул:

-Ланселот? Ланселот, подойди!

Пока белый плащ, изготовленный из новых тканей, в благодарность за поездку с Морганой, приближался в тени фруктовых деревьев, Гвиневра пыталась припомнить хоть одно бранное слово. Она никогда не ругалась – её воспитывали как истинную леди, но сейчас ей отчаянно захотелось это сделать. К сожалению, память подвела её.

Ланселот приблизился, осторожно склонился, как-то сухо…официально. Он теперь учился у жизни тоже. Учился прятать свою смерть за маской холодной вежливости и равнодушия, за маской верности и решительности. У Гвиневры не было под рукою учителя, который утешал бы её долгими минутами и часами, а у Ланселота – был. Была. Моргана. Фея, которая часто наведывалась к нему, вроде бы как по пустякам, иногда подшутить, иногда с какой-нибудь проверкой, но даже неискушённости Ланселота хватало, чтобы понять, что это только предлог.

Он не гнал её. Не мог и не хотел прогнать. Она не пыталась лезть в душу, но иногда даже от её молчания ему становилось легче.

-Эй, Ланселот, - Артур дружески хлопнул рыцаря по плечу, - наслышан о твоих подвигах!

Гвиневра побелела, как полотно, не зная, то ли провалиться сквозь землю, то ли просто умереть от разрыва сердца. Ланселот немногим отличился от неё.

-Насчёт Морганы, - продолжал Артур весело.

Лицо Гвиневры исказила нехорошая зловещая маска, полная вежливого удивления.

Артур повернулся к ней:

-Представляешь, Гвиневра, а наш-то скромняга-Ланселот, оказывается, влюблён в Моргану!

Небо было свидетелем – Гвиневра сдержалась только благодаря тому, что ногти её впились в ладонь, сжавшись в кулак, до крови. Ланселот непонимающе взглянул на короля:

-Простите?

-Да ладно, ладно! – продолжал Артур весело. – Она подходящая партия для тебя! Не тушуйся, рыцарь, мы за ней и приданое дадим, и титулом пожалуем…

Ланселот тупо смотрел на короля, пытаясь понять, в какой момент и как какая-то шутка зашла так глубоко в мозг Артура, что теперь дала буйное цветение.

-Не оставим. Она же моего сына носит…

Гвиневра выпустила руку Артура. Перед её глазами прыгали странные разноцветные точки.

-Только Моргана недотрога та ещё! – Артур вообще ничего не замечал, он, кажется, был лишён способности видеть состояние людей рядом с ним. – Уриен так от неё ничего и не получил, веришь ли? Но, раз она тебе подарила перчатку сама, может, и есть шанс, а?

Ланселот выдохнул с облегчением и рассмеялся нервным смехом:

-Ваше величество, это была шутка. Я отнял у Морганы перчатку. Вернее, она её в меня швырнула, а я просто не стал её ей отдавать.

Гвиневра выдохнула следом за ним, но подозрительность не оставила её. Она прищурилась, испытующе глядя на Ланселота.

-Ну да, конечно! – Артур хлопнул с силой Ланселота по плечу и у того подогнулись колени, но король перехватил его, - прости, дружище! Конечно-конечно, скрывайся от нас, скромник! Гвиневра!

Артур вдруг ахнул и обернулся к жене. Гвиневра мгновенно выпрямилась, глядя на мужа с ровной сосредоточенностью.

-А почему бы тебе не оказать на Моргану ну…женское влияние? Чтобы она к Ланселоту присмотрелась повнимательнее.

Бывают моменты, когда истинное желание человека читается во взгляде. Гвиневра понемногу училась читать их. И прочла сейчас в глазах Артура мучительное желание, чтобы Моргана ответила отказом Ланселоту, унизила его, в идеальном раскладе. Это он на публике пытался играть в заботливого брата, а на деле – выходило что-то странное. Артур не желал

делиться Морганой, не желал даже допустить мысли о том, что она может уйти…уехать от него. Артур ликовал, когда Уриен в очередной раз получал отказ от неё. И теперь…Ланселот! Но Ланселот ведь друг! Он не может так просто взять и отнять Моргану! Его Моргану!

Артур не хотел, он не контролировал себя, и даже хлопнув Ланселота по плечу, перестарался именно из-за этого собственничества, ему самому непонятного.

Бывают моменты, когда разрушение души, смерть себя самого, пустота и тусклость в попытке прочувствовать жизнь в любом её проявлении, трансформируются в ярость. Именно такая, холодная, противная, но краткая ярость, упала на Гвиневру, вдавливая её в грешную и опостылевшую ей землю. Ей захотелось сделать Артуру больно. Для того, чтобы позлить его, Ланселота, себя, чтобы почувствовать себя живой хоть как-то, пусть отвратительной и подлой, но живой!- Гвиневра вымолвила ровно:

-Прекрасная идея, Артур! Я поговорю с Морганой.

И она устремила взгляд на Ланселота. И он тоже прочёл в её взгляде причину этой ярости, и собственная волна зажглась в нём. Издеваешься надо мной? Я тоже могу. Я тоже ещё хоть что-то решаю в своей жизни, я способен на жизнь, я способен, слышишь меня?

-Благодарю вас, моя королева, - отозвался Ланселот.

И Гвиневра услышала в словах его новый крюк для своего изрезанного сердца.

-Ваше величество! – по аллее спешил Гавейн. – Ваше величество, граф Уриен Мори вернулся!

-И что, мне теперь флаги развешивать? – обозлился Артур. – Где он был? Почему так долго и без предупреждения?

-Говорит, что был по срочному вызову в своём поместье, - доложил Гавейн, задыхаясь от быстрого бега.

-Прекрасно, - проворчал Артур, раздосадованный согласием Гвиневры помочь Моргане и Ланселоту воссоединиться. – Идём, поговорим с ним! Гвиневра, дорогая, я вынужден покинуть тебя…

-Ну и хорошо, - мгновенно оборвала Гвиневра. – Вон, Лея стоит. Мы с ней походим и вернёмся в замок. Ступай…дорогой.

Последнее слово далось ей с надрывом. Последний взгляд Ланселота, удалявшегося с Артуром, тоже…

Оставшись на некоторое время одна, пока подходила Лея, Гвиневра всё-таки вспомнила несколько ругательств и тихонько, шёпотом, на разные лады, проговорила их.

-Ваше величество, - Лея скользнула к ней ближе, - если вы хотите выразить свои чувства в не самой подобающей леди форме, я могу подсказать вам, какими словами воспользоваться.

-А тебе, откуда знать? – лениво отозвалась Гвиневра.

-Я служанкой феи Морганы была. И сейчас ещё помогаю ей, - просто ответила Лея. Гвиневра понимающе кивнула – фея умела ругаться. Её положение сестры короля не останавливало её.

***

Граф Уриен Мори плёл что-то очень скучное и нудное про внезапные реформы в его поместье, про какую-то масштабную драку в деревне…

Артуру было непонятно и неинтересно, при этом, нельзя было сказать, что вытекало из чего – непонятливость из незаинтересованности или незаинтересованность из непонятливости. Появление графа Уриена избавило Артура от Гвиневры и компании Ланселота, который откланялся дальше нести свой караул, поэтому Артур, недобро посверкав очами, простил и отпустил Уриена отдыхать.

-Прошу прощения, ваше величество, - подал голос граф, вдруг вырывая Артура из мечтательных грёз о сегодняшней пирушке, на которой обещалась выступать Лея, - а леди Моргана в замке?

-Леди Моргана…- проворчал король, сдерживая едкую усмешку. – В замке. Только охотников до неё ныне много.

-Прошу прощения? – Уриен посерьёзнел как-то вмиг.

-Ланселот, - торжествуя, объявил Артур. – Ланселот, оказывается, влюблён в Моргану! Она подарила ему свою перчатку, и он теперь носится с ней, как сумасшедший.

Уриен сдержался только по тому, что сразу же представил, как протирает каменный неровный пол замка лицом Ланселота.

-Разрешите идти? – сухо спросил Мори, кивком указывая на дверь.

-Только не ссориться! – крикнул напутственно король, милостиво дозволяя графу покинуть залу.

Граф Уриен Мори вышел в коридоры, кипя ревностной злобой. Досталось всем. Ланселоту – в первую очередь, за то, что тот просто допустил мысль о Моргане, Моргане, за то, что проявила к нему какое-то милосердие, которого не знал Уриен. Артуру, за то, что он так самодовольно рассказывал и смеялся…

Граф действительно прибыл ко двору короля от своего поместья. Он приехал к себе после того, как превратил герцога Кармелида в нечто, лишённое движения и речи, сохранившее лишь разум и бешено вращающиеся глаза, полыхающие яростью и страхом…животным страхом, когда он проснулся и увидел над собой Уриена.

Впрочем, Уриен умудрился уехать ещё до того, как кто-нибудь понял, что произошло. Альве – девушка-служанка Леодогана получила просьбу сообщить, что они провели ночь вдвоём и кошель, полный монет, который девушка просила забрать, но всё-таки приняла. Уриен уехал утром, простившись с двором, до того, как вставал даже в трезвые дни Кармелид. А здесь его пробуждения никто раньше полудня не ждал.

Граф не боялся за себя. Он умел наносить удары. Он умел калечить. Хорошо умел. Следов найти было почти невозможно, благо, Уриен всегда возил с собою ещё и специальную настойку магического толка, что скрывала следы от ударов и синяков с чарующей точностью и быстротой. Всё, по плану графа, должны были списать на слишком обильную и переполненную удовольствиями жизнь герцога.

Разрешив вопрос с Леодоганом, Уриен почувствовал, что Гвиневра отомщена хоть немного. Это было малостью, которая и не утешила бы её, но зато граф возвращался в мирное сосуществование и даже направился в свои земли, где и пробыл несколько дней.

И тут к его возвращению, видите ли, сюрприз! Ланселот и Моргана! Ланселот и его Моргана! Ладно, Ланселот…его, может быть, в детстве роняли каждый день перед приёмом пищи, что он совсем утратил инстинкт самосохранения, но Моргана? Она-то, зачем с ним связалась? Перчатку ему подарила…Моргана, где же твой рассудок?

Впрочем, Уриен Мори сам едва не терял разум от ревности.

Пока Граф Уриен метался мыслями от казни к казни для Ланселота, Моргана, которая знать не знала, что она уже оказывает Ланселоту знаки внимания, рылась в архивах в компании Мерлина. Друид в последнее время пропал из поля зрения короля почти полностью, появлялся в советах редко и Артур был рад этому. Он ждал для друида решения участи, когда он либо объяснится во всех своих делах, либо проявит себя как враг. То есть, либо рьяная преданность, либо предательство – Артур не желал видеть иного пути для Мерлина, тая даже от самого себя, что уже знает, что каким бы не оказался ответ, Мерлину придётся покинуть двор – слишком много влияния на короля у него.

Пора решать. Пора избавляться. Моргана или Мерлин…

А Моргана стала немного меньше времени проводить в работе. Во-первых, она не всегда могла уже чувствовать себя достаточно бодрой, и живой для дел, во-вторых, она чувствовала ответственность за Ланселота и Гвиневру. Первого она навещала безбоязненно, не таясь, а о королеве узнавала от Леи, боясь, что резкий интерес к Гвиневре вызовет на неё подозрения.

Однако дела сами себя не делают. Особенно теперь, когда Монтгомери точно будут против Артура. Мерлин и Моргана искали карты Камелота, рассчитывая создать новые защитные барьеры. Моргане эта работа была скучна, но она хотела иметь доступ к картам и знать о лазейках…так, на всякий случай, по старой привычке.

Ланселота иногда приходилось вовлекать. Он не возражал, будучи безотказным и потерянным, мёртвым в душе. Выполнял все поручения, становился объектом насмешек для Мерлина и чуть реже для Морганы. Она неожиданно меньше задевала рыцаря.

-Граф Уриен вернулся, - сообщил Ланселот безжизненным голосом, когда обошёл весь сад, понял, что не может находиться в тишине и направился в архивы, где обитались Моргана и Мерлин.

Мерлин меланхолично чертил карту, причудливо изогнувшись на полу и разложив тут же какие-то листы со старыми чертежами. Услышав слова Ланселота, он не поднимая головы произнёс:

-Я очень за него рад.

-Кто вернулся? – Моргана высунулась из-за полок с пачкой свитков, норовивших расползтись по её рукам, на пол. Ланселот бросился к ней на помощь и наступил случайным образом на карту Мерлина. Грязный след ботинка остался на тонкой работе чернилами. Ланселот не заметил этого, выхватил у Морганы несколько свитков снизу, из-за чего верхние, конечно же, поползли по сторонам и упали с громким шелестом на пол, на Ланселота, на Мерлина…

-Это, на самом деле, больно…- сообщил Мерлин, отшвыривая от листа свитки. И тут он увидел след от ботинка Ланселота. – Рыцарь!

Ланселот решил, что ему уже готовят выговор за свитки и, спешно сгружая часть свитков на стол и поднимая другие, он принялся извиняться:

-Простите, Мерлин. Я хотел помочь Моргане.

-Наступив на мою карту? – заботливо осведомился друид, жалея, что обещал больше никогда не превращать людей в животных.

-Карту? – не понял Ланселот и взглянул на лист. – Ох, простите меня! я сейчас же всё уберу!

Он поспешно ринулся к карте, доставая из кармана тонкой работы кружевной платок, и принялся под немой укоризненный взгляд Мерлина вытирать свой след с карты. Моргане хватило терпения почти на минуту прежде, чем она ткнула Ланселота холодной рукою в шею:

-Прекрати, ты только всё размазал.

Рыцарь смущённо кивнул, признавая правоту феи – да и сложно было этого не сделать, когда след от ботинка увеличился и стал размытым, но испачкал больше пространства.

-Может быть, заклинание какое…- растерянно пробормотал Ланселот, досадуя на свою неуклюжесть.

-Заклинание! – не выдержал Мерлин и сердито замахал на Ланселота руками, - всё бы вам…заклинания! Здесь уже были заклинания! Защита от воды, например!

Мерлин взглянул на Моргану уничижительным взглядом и та нырнула в полки. Пожалуй, во всём замке только Мерлин и Моргана знали, что эта карта перерисовывалась от руки уже в седьмой раз. В первый – друид случайно поджёг пергамент. Пришлось накладывать на пергамент защиту от огня, но карту восстановить не удалось.

Во второй раз – вбежал Кей, размахивая руками и, крича, что он сейчас всех спасёт от работы. Он вырвал из онемевших пальцев Мерлина пергамент и изорвал его в клочья. Новая карта была покрыта ещё одним заклинанием.

Третья попытка подарила новому варианту карты, внезапно, защиту от домашней птицы. Оказалось, что гуси, которых должны были готовить к вечернему пиршеству и привезли живыми, как-то отправились бродить по замку и набрели на библиотеку. Мерлин кричал, увидев, во что превратилась карта и пол, Моргана сползала по стене от смеха.

Четвёртая оказалась просчётом самого Мерлина. Один из хорьков, запущенных друидом, пробежал через архив и, аккурат, через карту, оставив на ней затейливые узоры в виде длинных дорожек изорванного пергамента.

С пятой всё было проще. в пятой была допущена ошибка и Мерлин уничтожил её сам. А шестую облила водой Моргана. Сказала, что случайно, но её хитроватая улыбочка зародили в Мерлине сомнения.

-Ой, что-то я тебе не верю…- вынес вердикт друид, но особенно ругаться не стал – зачем? Ему не хватало настоящего боя с Морганой в жизни для полного счастья.

И вот теперь…Ланселот.

-Надо же быть таким идиотом! – бесновался Мерлин. – Ты представляешь, сколько здесь мелких деталей? Ты представляешь, сколько это работы? Ты самый настоящий вредитель! Ты уничтожаешь всё, к чему прикоснёшься, ты – жалкое…

-Хватит! – неожиданно властно оборвала Моргана, для неё эти воспитательные методы Мерлина были привычны, но сейчас ей стало жаль Ланселота. – Хватит, Мерлин! Сам развалился на полу…получай тогда!

У Мерлина кончились слова, судя по выражению его лица.

-Да я, - возмутился он, - да ты…вы!

-У парня итак жизнь не удалась, - продолжала Моргана, поднимая Ланселота в вертикальное положение и подавая ему брезгливо испачканный платок. – Он рыцарь у Артура! Хуже и не придумать!

-Ладно, - неожиданно смирился Мерлин, принимая во внимание положение Ланселота. – Ох, схожу к себе, принесу новый пергамент, а вы разберитесь с этими свитками! А то развели бардак, понимаешь ли!

Мерлин сердито хлопнул дверью и направился к себе в покои. На пути встретил Уриена.

-Доброго дня, друид, - граф прижал руку к груди, приветствуя Мерлина.

-Зачем издеваешься? – не выдержал Мерлин, ещё досадовавший на Ланселота, - в одном королевстве живём, какой «добрый день»?

-Простите, - Уриен усмехнулся, признавая слова друида за правду. – Вы не знаете, где Моргана?

А Мерлин знал. Будучи существом честного толка, он не только спешил сообщить, где она, но и с кем:

-В архивах она, с Ланселотом свитки разгребает.

И Мерлин, торопясь, чтобы его не задерживали более вопросами, вывернулся в тайный коридор и продолжил путь к себе.

Уриен ударил кулаком по стене. Этого ещё не хватало! Это уже чересчур! Она с ним в архивах! Они что, наедине? Это уже перебор!

Уриен направился к архивам, стараясь не дышать, надеясь встретить свою Моргану в коридоре или хотя бы Ланселота, чтобы понять, чтобы поверить, что всё это – нелепые слухи, что всё кругом лишь чистой воды случайность!

Но судьба не была к нему милосердна, как не был милосерден и сам граф Уриен Мори.

Он тихо приоткрыл дверь архива, вглядываясь и вслушиваясь. Проём был достаточно узкий, но слышать, и видеть немного от фигуры Морганы было можно.

Она сидела спиной к двери, собирая сильными движениями разбросанные свитки на полу. Уриен напряг слух и услышал её слова, от звука голоса Морганы графа слегка дёрнуло, и какая-то ласковая нега разлилась по его телу, словно бы успокаивая.

-Нет, нет! Я считаю, что тебе не нужно делать ничего. Тебе дали ясно понять, что всё кончено…

Сладкая нега была разорвана самым жёстким образом, когда Уриен одновременно и увидел…и услышал.

Проблеск светлых одеяний рядом с её – тёмными, вот он подаёт ей руку, а она позволяет ему себя поднять, слегка опустив голову и слова, конечно же, слова…

-Я знаю, Моргана. Ты всегда говоришь правильные вещи, ты честна, так честна со мною, что я…

-Ах…- Моргана схватилась за живот, сгибаясь от внезапного приступа.

-Что с тобой? – едва не в панике крикнул Ланселот, перехватывая её за талию. Уриен искусал губы до крови, чтобы не обнаружить своё присутствие.

-Ничего…- Моргана разогнулась и в голосе её прорезалась улыбка. – Мордред очень сильно толкается. Я в порядке.

-Толкается? Снова? – Ланселот оживился. Он крутился около Морганы и его мелькающие одеяния раздражали графа Уриена Мори.

-Да, - Моргана схватилась за полку и слегка развернулась. Теперь она могла бы и заметить, что дверь приоткрыта, но была увлечена другим.

-А..- Уриен видел, как Ланселот растерянно и нерешительно протягивает руку. – А можно я…ещё раз?

Моргана кивнула, не подозревая, что в этот самый момент становится причиной для грядущей драки при дворе Артура. Она взяла дрожащую руку Ланселота в свою, уверенно подвела её к животу и горячая, обжигающая даже через ткань ладонь рыцаря легла на живот, надеясь почувствовать жизнь, что так удивительно билась рядом.

-Это так…здорово и странно, - рыцарь смотрел на фею и сам не мог выразить своих чувств. Моргана кивнула вновь:

-Я знаю. Знаю, Ланселот. К слову…

Она помедлила, закашлялась. Уриен хотел было услышать продолжение фразы, но прислушался – кажется, за ним раздавались где-то шаги. Но нет…показалось. Уриен снова повернулся к дверям.

-К слову, я хотела спросить…

Моргана мялась, явно не решалась, и Ланселот усмехнулся с горечью:

-Вы, Моргана, можете делать всё что хотите. Спрашивать, ругать, бить и подсказывать оскорбительные стишки Кею.

-А ты, ты можешь стать для Мордреда ну…учителем по мечу? Обучить его сражаться? – Моргана отвесила себе мысленный пинок, не веря, что решилась. Она видела безжизненность Ланселота и заметила, что когда речь зашла о Мордреде, когда рыцарь почувствовал его жизнь, он немного оживился. И это подало идею Моргане, за которую она была готова откусить себе сама язык.

Ланселот поперхнулся словами и здравым смыслом. Уриен Мори тихо отошёл в сторону от дверей, прикрыв их заботливо. Граф устало привалился к стене, понимая, что прибыл вовремя, чтобы отнять свою женщину у этого рыцаря! Он то на «вы», то на «ты» к ней…что между ними…почему Моргана…

Вопросы, вопросы…пустота без ответа, ревность, сжигающая душу и чёткое осознание двух фактов – Моргана принадлежит ему, Уриену и…Ланселот должен получить по заслугам. Причём, не так, как Кармелид, а в вполне физическом поединке. Так будет честно. Моргана должна увидеть, кто рядом с нею!

Моргана не подозревала об этом. Она смотрела на Ланселота, ожидая ответа и ругая себя.

-Моргана, - начал Ланселот, которого слова феи выбили из жизненного ориентира так, как никогда и ничего не выбивало его раннее, - я говорил вам, что беременным нельзя пить вина. Вы, похоже, увлеклись этой фландрийской дрянью!

-Сам ты дрянь, - обиделась Моргана. – Я серьёзно спрашивала. Если выживешь, если уцелеешь…

-Серьёзно? – Ланселот пропустил миом ушей, что для этого он должен выжить и уцелеть…само её решение поразило рыцаря. – Ты серьёзно, Моргана? Я…я…почту за честь!

На глазах Ланселота навернулись самые настоящие слёзы. Моргана поспешила охладить его триумф радости, свидетельство победы над нею, призыв её жалости:

-Если выживешь, если уцелеешь…и ещё, расскажешь кому-нибудь, что я предложила – убью на месте.

-Моргана!- Ланселот был тронут. Он не знал, как выразить свои чувства. Он поправил на Моргане складки платья, приложился к её руке раза четыре, неловко обнял за плечи и, стремясь подать ей руку, чтобы она переместилась к более удобным полкам, неловко свернул стул, заваленный поднятыми свитками.

Моргана отвесила ему подзатыльник и беззлобно сообщила:

-Идиот!

И они вместе принялись собирать разбросанное, не зная, что Мерлин уже идёт к ним с новым пергаментом, зачарованным от грязи и не зная, что и этому пергаменту не суждено стать картой, так как рассорится с Морганой и она просто обратит его в ничто…

Это будет последняя попытка Мерлина. После этого провала он плюнет на всё и забудет про карту, переключившись на более важные дела.

А ещё, меньше, чем через три месяца над головою друида распахнутся зловещие объятия смерти, предлагая выбирать…

Но это ещё будет так нескоро!